MIA - главная страница | Глав. стр. Иноязычной секции | Глав. стр. Русской секции  |  Ленинский архив

Рабочая и буржуазная демократия¹

В.И. Ленин (1905)

Вперед № 3, 24 (11) января 1905 г.
Печатается по рукописи
ПСС, издание пятое, том 9, стр. 179-189

Вопрос об отношении социал-демократии или рабочей демократии к демократии буржуазной есть старый и в то же время вечно новый вопрос. Он стар, ибо выдвинут с тех самых пор, как возникла социал-демократия. Его теоретические основы выяснены еще в самых ранних произведениях марксистской литературы, в “Коммунистическом манифесте” и в “Капитале”. Он вечно нов, ибо каждый шаг в развитии каждой капиталистической страны дает особое, оригинальное сочетание различных оттенков буржуазной демократии и различных течений в социалистическом движении.

И у нас в России этот старый вопрос сделался особенно новым в настоящее время. Чтобы отчетливее выяснить себе теперешнюю постановку, мы начнем с небольшой исторической справки. Старое русское революционное народничество стояло на утопической, полуанархической точке зрения. Мужика-общинника считали готовым социалистом. За либерализмом образованного русского общества ясно видели вожделения русской буржуазии. Борьба за политическую свободу отрицалась, как борьба за учреждения, выгодные буржуазии. Народовольцы сделали шаг вперед, перейдя к политической борьбе, но связать ее с социализмом им не удалось. Ярко социалистическая постановка вопроса была даже затемнена, когда падающую веру в социалистичность нашей общины стали подновлять теориями в духе г-на В. В. о неклассовом, небуржуазном характере русской демократической интеллигенции. Этим положено было начало тому, что народничество, прежде безусловно отрицавшее буржуазный либерализм, стало постепенно сливаться с этим последним в одно либерально-народническое направление. Буржуазно-демократическая сущность русского интеллигентского движения, начиная от самого умеренного, культурнического, и кончая самым крайним, революционно-террористическим, стала выясняться все более и более, одновременно с появлением и развитием пролетарской идеологии (социал-демократии) и массового рабочего движения. Но рост этого последнего сопровождался расколом среди социал-демократов. Ясно обнаружилось революционное и оппортунистическое крыло социал-демократии, выражавшие первое — пролетарские, второе — интеллигентские тенденции нашего движения. Легальный марксизм¹ скоро на деле оказался “отражением марксизма в буржуазной литературе”² и через бернштейнианский оппортунизм дошел прямиком до либерализма. “Экономисты” в социал-демократии, с одной стороны, увлекались полуанархической концепцией чисто рабочего движения, считали поддержку буржуазной оппозиции социалистами изменой классовой точке зрения, заявляли, что буржуазная демократия в России есть фантом^a. С другой стороны, “экономисты” другого оттенка, увлекаясь тем же чисто рабочим движением, упрекали революционных социал-демократов в игнорировании той общественной борьбы с самодержавием, которую ведут наши либералы, земцы, культурники^b.

Старая “Искра” показывала элементы буржуазной демократии в России еще тогда, когда многие не видели их. Она требовала поддержки этой демократии пролетариатом (см. № 2 “Искры” о поддержке студенческого движения^c, № 8 о нелегальном земском съезде, № 16 о либеральных предводителях дворянства^d, № 18^e о брожении в земстве^f и др.). Она отмечала постоянно классовый, буржуазный характер либерального и радикального движения и говорила по адресу виляющих освобожденцев: “Пора бы понять ту нехитрую истину, что действительная (а не словесная) совместность борьбы с общим врагом обеспечивается не политиканством, не тем, что покойный Степняк однажды назвал самоурезываньем и самозапрятываньем, не условной ложью дипломатического взаимопризнанья, а фактическим участием в борьбе, фактическим единством борьбы. Когда у немецких соц.-дем. борьба против военно-полицейской и феодально-клерикальной реакции действительно становилась общей с борьбой какой-либо настоящей партии,

^b См. “Отдельное приложение к “Рабочей Мысли””, сентябрь 1899 г.

^c См. Сочинения, 5 изд., том 4, стр. 391—396. Ред.

^d См. Сочинения, 5 изд., том 6, стр. 264—270. Ред.

^e См. Сочинения, 5 изд., том 6, стр. 349—358. Ред.

^f Пользуюсь случаем, чтобы выразить мою искреннюю признательность Староверу и Плеханову, которые начали чрезвычайно полезную работу раскрытия авторов неподписанных статей старой “Искры”. будем надеяться, что они доведут эту работу до конца — материал получится в высшей степени характерный для оценки поворота новой “Искры” к рабочедельству.

Опирающейся на известный класс народа (напр., либеральную буржуазию), тогда совместность действия устанавливалась без фразерства о взаимопризнании” (№ 26)^a.

Эта постановка вопроса старой “Искрой” вплотную подводит нас к теперешним спорам об отношении социал-демократов к либералам. Как известно, начались эти споры со второго съезда, вынесшего две резолюции, соответствующие точке зрения большинства (резолюция Плеханова) и меньшинства (резолюция Старовера). Первая резолюция точно указывает классовый характер либерализма, как движения буржуазии, и выдвигает на первый план задачу выяснять пролетариату антиреволюционный и противопролетарский характер главного либерального направления (освобожденства). Признавая необходимость поддержки пролетариатом буржуазной демократии, эта резолюция не впадает в политиканское взаимопризнанье, а в духе старой “Искры” сводит дело к совместности в борьбе: “поскольку буржуазия является революционной или только оппозиционной в своей борьбе с царизмом”, постольку соц.-демократы “должны поддерживать” ее.

Наоборот, резолюция Старовера не дает классового анализа либерализма и демократизма. Она полна добрых намерений, она сочиняет условия соглашения возможно более высокие и хорошие, но, к сожалению, — фиктивные, словесные: либералы или демократы должны заявить то-то, не выставлять требований таких-то, сделать своим лозунгом то-то. Как будто бы история буржуазной демократии везде и всюду не предостерегала рабочих от веры в заявления, требования и лозунги! Как будто бы история не показывала нам сотни примеров, когда буржуазные демократы выступали с лозунгами не только полной свободы, но и равенства, с лозунгами социализма, не переставая от этого быть буржуазными демократами и внося этим еще больше “затемнения” сознания пролетариата! Интеллигентское крыло социал-демократии хочет бороться против этого затемнения предъявлением условий буржуазным демократам о незатемнении. Пролетарское крыло борется анализом классового содержания демократизма. Интеллигентское крыло гонится за словесными условиями соглашений. Пролетарское — требует фактической совместности борьбы. Интеллигентское крыло сочиняет мерку хорошей, доброй и заслуживающей соглашения с нею буржуазии. Пролетарское никакой доброты от буржуазии не ожидает, а поддерживает всякую, хотя бы и самую худую буржуазию — постольку, поскольку она на деле борется против царизма. Интеллигентское крыло сбивается на точку зрения торгашества: если встанете на сторону социал-демократов, а не соц.-революционеров, тогда мы согласны войти в соглашение против общего врага, а то так нет. Пролетарское крыло стоит на точке зрения целесообразности: мы вас поддерживаем исключительно в зависимости от того, можем ли мы ловчее нанести хоть какой-нибудь удар нашему врагу.

Все недостатки резолюции Старовера выступили воочию при первом же ее соприкосновении с действительностью. Таким соприкосновением явился знаменитый план редакции новой “Искры”, план “высшего типа мобилизации”, в связи с принципиальными рассуждениями № 77 (передовица: “Демократия на распутьи”) и № 78 (фельетон Старовера). О плане была уже речь в брошюре Ленина, а на рассуждениях придется остановиться здесь.

Основной мыслью (или, вернее, основным недомыслием) указанных рассуждении новой “Искры” является различение между земцами и буржуазной демократией. Это различение проходит красной нитью через обе статьи, причем внимательный читатель видит, что вместо термина буржуазная демократия и наряду с ним употребляются, как равнозначащие, термины: демократия, радикальная интеллигенция (sic!), нарождающаяся демократия, интеллигентная демократия. Это различение возводится новой “Искрой”, со свойственною ей скромностью, в великое открытие, в оригинальную концепцию, “которой не дано было уразуметь” бедному Ленину. Это различение прямо связывается с тем новым методом борьбы, о котором мы так много наслышаны и от Троцкого и от редакции “Искры” непосредственно, — именно: земский либерализм, дескать, “годен разве на то, чтобы его бичевали скорпионами”, а интеллигентная демократия годна на соглашения с нами. Демократия должна действовать самостоятельно в качестве самостоятельной силы. “Российский либерализм, от которого отнята его исторически необходимая часть, его движущий нерв (слушайте!), его буржуазно-демократическая половина, годен разве на то, чтобы его бичевали скорпионами”. В ленинской концепции “русского либерализма не было места таким общественным элементам, на которые социал-демократия могла бы оказать когда бы то ни было (!) свое

_______________________

^a См. Сочинения, 5 изд., том 7, стр. 42. Ред.

воздействие в качестве авангарда демократии”.

Такова новая теория. Как и все новые теории теперешней “Искры”, она представляет из себя сплошную путаницу. Во-первых, неосновательна и смешна претензия на приоритет в открытии интеллигентной демократии. Во-вторых, неверно различение земского либерализма и буржуазной демократии. В-третьих, несостоятельно мнение, что интеллигенция может стать самостоятельной силой. В-четвертых, несправедливо утверждение, что земский либерализм (без “буржуазно-демократической” половины) годен лишь для бичевания и т. д. Разберем все эти пункты.

Ленин будто бы игнорировал нарождение интеллигентной демократии и третьего элемента.

Открываем “Зарю” № 2—3. Берем то самое “Внутреннее обозрение”, которое цитируется в фельетоне Старовера. Читаем заголовок отдела третьего: “Третий элемент”^a. Перелистываем этот отдел и читаем о “росте числа и влияния служащих в земстве врачей, техников и т. п.”, читаем о “непокорном экономическом развитии, вызывающем потребность в интеллигентах, число которых все возрастает”, о “неизбежности конфликтов этих интеллигентов с бюрократией и с управскими воротилами”, о “прямо эпидемическом характере этих конфликтов в последнее время”, о “непримиримости самодержавия с интересами интеллигенции вообще”, читаем прямой призыв этих элементов “под знамя” социал-демократии...

Не правда ли, хорошо? Новооткрытая интеллигентная демократия и необходимость ее призыва под знамя социал-демократии “открыты” зловредным Лениным три года тому назад!

Конечно, тогда не было еще открыто противопоставление земцев и буржуазной демократии. Но это противопоставление так же умно, как если бы мы сказали: Московская губерния и территория Российской империи. Земцы-цензовики и предводители дворянства суть демократы, поскольку они выступают против самодержавия и крепостничества. Их демократизм ограничен, узок и непоследователен, как ограничен, узок и непоследователен в разных степенях весь и всякий буржуазный демократизм. Передовица № 77 “Искры” анализирует наш либерализм, деля его на группы: 1) крепостники-помещики; 2) либералы-помещики; 3) интеллигенция либеральная, стоящая за цензовую конституцию, и 4) крайняя левая — демократическая интеллигенция. Этот анализ — неполный и путаный, ибо интеллигентские деления смешиваются с делением разных классов и групп, интересы которых выражает интеллигенция. Кроме интересов широкого слоя помещиков, русский буржуазный демократизм отражает интересы массы торговцев и промышленников, преимущественно средних и мелких, а также (что особенно важно) массы хозяев и хозяйчиков среди крестьянства. Игнорирование этого наиболее широкого слоя русской буржуазной демократии есть первый пробел в анализе “Искры”. Второй пробел есть забвение того, что русская демократическая интеллигенция не случайно, а необходимо распадается, по своей политической позиции, на три русла: освобожденское, социалистско-революционное и социал-демократическое. Все эти направления имеют за собой длинную историю и каждое выражает (с возможной в самодержавном государстве определенностью) точку зрения умеренных и революционных идеологов буржуазной демократии и точку зрения пролетариата. Нет ничего курьезнее, как невинное пожелание новой “Искры”: “демократия должна действовать в качестве самостоятельной силы”, причем тут же рядом демократия отождествляется с радикальной интеллигенцией! Новая “Искра” позабыла, что радикальная

интеллигенция, или интеллигентная демократия, ставшая “самостоятельной силой”, это и есть наша “партия социалистов-революционеров”! Иной “крайней левой” у нашей демократической интеллигенции не могло и быть. Но само собой разумеется, что о самостоятельной силе такой интеллигенции можно говорить только в ироническом или только в бомбистском смысле слова. Стоять на почве буржуазной демократии и двигаться влево от “Освобождения”, значит двигаться к социалистам-революционерам и никуда более.

Наконец, еще менее выдерживает критику последнее новое открытие новой “Искры”, именно, что “либерализм без буржуазно-демократической половины” годен разве на то, чтобы его бичевали скорпионами, что “идею гегемонии разумнее выбросить за борт”, если не к кому обращаться, кроме земцев. Всякий либерализм годен на то, чтобы социал-демократия поддерживала его ровно постольку, поскольку он на деле выступает борцом против самодержавия. Именно эта поддержка единственным последовательным до конца демократом, т. е. пролетариатом, всех непоследовательных (т. е. буржуазных) демократов и осуществляет идею гегемонии. Только _________________________

^a См. Сочинения, 5 изд., том 5, стр. 327—335. Ред.

мелкобуржуазное, торгашеское понимание гегемонии видит суть ее в соглашении, во взаимопризнании, в словесных условиях. С пролетарской точки зрения гегемония в войне принадлежит тому, кто борется всех энергичнее, кто пользуется всяким поводом для нанесения удара врагу, у кого слово не расходится с делом, кто является поэтому идейным вождем демократии, критикующим всякую половинчатость^a. Глубоко ошибается новая “Искра”, думая, что половинчатость есть моральное, а не политико-экономическое свойство буржуазной демократии, думая, что можно и должно подыскать такую мерку половинчатости, до которой либерализм заслуживает лишь скорпионов, за которой он заслуживает соглашения. Это именно значит “заранее определять меру допустимой подлости”. В самом деле, вдумайтесь в следующие слова: ставить условием соглашения с оппозиционными группами признание ими всеобщего, равного, прямого и тайного избирательного права, значит “преподносить им неотразимый реактив своего требования, лакмусову бумажку демократизма, и класть на весы их политического расчета всю ценность пролетарского содействия” (№ 78). Как красиво это написано! и как хочется сказать автору этих красивых слов. Староверу: друг мой, Аркадий Николаевич, не говори красиво! Г-н Струве одним почерком пера отразил неотразимый реактив Старовера, когда написал в программе “Союза освобождения” всеобщее избирательное право. И тот же самый Струве на деле уже не раз доказал нам, что все эти программы для либералов — простая бумажка, не лакмусова, а обыкновенная бумажка, ибо буржуазному демократу ничего не стоит сегодня написать одно, а завтра другое. Этим свойством отличаются даже многие переходящие к социал-демократии буржуазные интеллигенты. Вся история европейского и русского либерализма показывает сотни примеров расхождения слова с делом, и именно поэтому наивно стремление Старовера придумать неотразимые бумажные реактивы.

Это наивное стремление приводит Старовера и к той великой идее, что поддерживать несогласных на всеобщее избирательное право буржуа в их борьбе с царизмом — значит “сводить на нет идею всеобщего избирательного права”! Может быть, Старовер напишет нам еще один красивый^b фельетон, доказывая, что, поддерживая монархистов в их борьбе с самодержавием, мы сводим на нет “идею” республики? В том-то и беда, что мысль Старовера беспомощно вертится в рамках условий, лозунгов, требований, заявлений и упускает из виду единственный реальный критерий: степень фактического участия в борьбе. От этого на практике неизбежно получается подкрашивание радикальной интеллигенции, с которой объявляется возможным “соглашение”. Интеллигенция, в насмешку над марксизмом, объявляется “движущим нервом” (а не краснобайствующим слугой?) либерализма. Французские и итальянские радикалы награждаются званием людей, коим чужды антидемократические или антипролетарские требования, хотя всякий знает, что эти радикалы бесчисленное количество раз изменяли своим программам и затемняли сознание пролетариата, хотя в том же номере (№ 78) “Искры” на следующей (7-ой) странице вы можете прочитать, как монархисты и республиканцы в Италии оказались “заодно в борьбе с социализмом”. Резолюция саратовских интеллигентов (санитарного общества) о необходимости участия представителей всего народа в законодательстве объявляется “действительным голосом (!!) демократии” (№ 77). Практический план участия пролетариев в земской кампании сопровождается советом “вступить в некоторое соглашение с представителями левого крыла оппозиционной буржуазии” (знаменитое соглашение о непроизведении панического страха). На вопрос Ленина, куда девались пресловутые староверовские условия соглашений, редакция новой “Искры” отвечала: “Эти условия должны быть всегда в памяти членов партии, и последние, зная, на каких условиях партия только и согласна формально вступить в политические соглашения с демократической партией, морально обязаны и при частных соглашениях, о которых идет речь в письме, строго различать между надежными представителями буржуазной _________________________

^a Примечание для проницательного новоискровца. Нам скажут, вероятно, что энергичная борьба пролетариата без всяких условий поведет к утилизации плодов победы буржуазией. Мы ответим вопросом: какая возможна гарантия исполнения условий пролетариата кроме самостоятельной силы пролетариата?

^b Еще маленький образчик прозы нашего Аркадия Николаевича: “Всякий тот, кому за последние годы приходилось следить за общественной жизнью России, не мог, без сомнения, не заметить усиленной демократической тяги к обнаженной от всех идеологических наслоений, от всяких пережитков исторического прошлого, к неподкрашенной идее конституционной свободы. Эта тяга была в своем роде реализацией долгого процесса молекулярных изменений в среде демократии, ее овидиевых превращений, заполнявших своей калейдоскопической пестротой внимание и интерес целого ряда сменявшихся поколений на протяжении двух десятилетий”. Жаль, что это неверно, ибо идея свободы не обнажается, а именно подкрашивается идеализмом у новейших философов буржуазной демократии (Булгаков, Бердяев, Новгородцев и пр. См. “Проблемы идеализма” и “Новый Путь”). жаль также, что через все калейдоскопически пестрые овидиевы превращения Старовера, Троцкого и Мартова проходит обнаженная тяга к фразе.

оппозиции — действительными демократами, и либеральными пенкоснимателями”^a.

Со ступеньки на ступеньку. Наряду с партийным соглашением (единственно допустимым, по резолюции Старовера) явились частные соглашения в отдельных городах. Наряду с формальными соглашениями явились моральные. Словесное признание “условий” и их “моральной” обязательности оказалось дающим звание “надежного” и “действительного демократа”, хотя всякий ребенок понимает, что десятки и сотни земских говорунов сделают любые словесные заявления, уверят даже честным словом радикала, что они социалисты, лишь бы успокоить социал-демократов.

Нет, пролетариат не пойдет на эту игру с лозунгами, заявлениями и соглашениями. Пролетариат никогда не забудет, что надежными демократами не могут быть буржуазные демократы. Пролетариат будет поддерживать буржуазную демократию не на основании сделок с ней о непроизведении панического страха, не на основании веры в ее надежность, а поддерживать тогда и постольку, когда и поскольку она на деле борется с самодержавием. Такая поддержка необходима в интересах достижения самостоятельных социально-революционных целей пролетариата.

^a См. второе редакционное “Письмо к партийным организациям”, тоже изданное конспиративно (“только для членов партии”), хотя ничего конспиративного в нем нет. Чрезвычайно поучительно сравнить этот ответ всей редакции с “конспиративной” брошюрой Плеханова: “О нашей тактике по отношению к борьбе либеральной буржуазии с царизмом” (Женева. 1905. Письмо к Центральному Комитету. Только для членов партии). Мы надеемся вернуться к обоим этим произведениям.

¹ “Легальный марксизм” — либерально-буржуазное извращение марксизма, возникшее как самостоятельное общественно-политическое течение в 90-х годах XIX века среди либеральной буржуазной интеллигенции России.

К этому времени в России марксизм получил довольно широкое распространение и буржуазные интеллигенты под флагом марксизма стали проповедовать свои взгляды в легальных газетах и журналах. Поэтому они получили название “легальных марксистов”.

“Легальные марксисты”, критикуя народников как защитников мелкого производства, пытались использовать в этой борьбе марксизм, но только очищенный от всяком революционности, пытались подчинить рабочее движение интересам буржуазии. Из учения Маркса они выбрасывали самое главное — учение о пролетарской революции в диктатуре пролетариата. Глава “легальных марксистов” П. Струве восхвалял капитализм и вместо революционной борьбы против буржуазных порядков призывал “признать нашу некультурность и пойти на выучку к капитализму”. Ревизуя все основные положения марксизма, “легальные марксисты” стояли на позициях буржуазного объективизма, на точке зрения кантианства и субъективного идеализма.

Ленин раньше других распознал либерально-буржуазную природу “легального марксизма”. Еще в 1893 году в работе “По поводу так называемого вопроса о рынках” Ленин наряду с разоблачением взглядов либеральных народников критиковал воззрения представителей нарождавшегося тогда “легального марксизма”. В их лице русские марксисты впервые встретились с замаскированными врагами, которые называли себя сторонниками учения Маркса, а на деле выхолащивали революционное содержание марксизма. Однако в борьбе с народниками русские революционные марксисты шли на временные соглашения с “легальными марксистами”, помещали свои произведения 'в журналах, которые редактировались “легальными марксистами”. Одновременно Ленин в работе “Экономическое содержание народничества и критика его в книге г. Струве” подверг решительной критике “легальный марксизм”, назвав его отражением марксизма в буржуазной литературе, и разоблачил “легальных марксистов” как идеологов либеральной буржуазии. Ленинская характеристика “легальных марксистов” впоследствии целиком подтвердилась: они стали видными кадетами, а потом ярыми белогвардейцами.

Решительная борьба Ленина против “легального марксизма” в России была вместе с тем борьбой против международного ревизионизма и являлась примером идейной непримиримости к искажениям марксистской теории.

² Далее в ленинской рукописи следует зачеркнутый текст: “(как назвал Тулин еще в 1894 году Критические заметки Струве)”. В. И. Ленин имеет в виду свою работу “Экономическое содержание народничества и критика его в книге г. Струве” (см. Сочинения, 5 изд., том 1, стр. 347— 534).

Дата последнего обновления страницы 15.02.04
Latest update: February, 15th 2004